Лоис Макмастер Буджолд
ЦЕПЬ ИЗ САМОЦЕННЫХ ЗВЕНЬЕВ
Лоис Макмастер Буджолд родилась 2 ноября 1949 года в Коламбусе,
штат Огайо. С 1968-го по 1972-й училась в Университете штата Огайо,
но диплома так и не получила. Своими истинными учителями она считает
своего отца-инженера, а также книги (в отрочестве она проглотила горы
научной фантастики и, кроме того, десять лет тесно общалась с
университетской библиотекой, прочитывая в неделю по пять книг из ее
фондов). В 1969 году она открыла для себя мир фанатов НФ, а в 1971-м
вышла замуж за собрата по увлечениям Джона Фредерика Буджолда (не так
давно они развелись). У них есть сын и дочь.
В 1982-м начала писать. В 1985-м продала свой первый рассказ
журналу «Twillight Zone». Потом, в один прекрасный день, Баэн
приобрел все три романа, которые она успела написать к тому времени.
В 1986-м все три - «Осколки чести», «Ученик воина» и «Этан с планеты
Эйтос» - были опубликованы; В 1987-и писательницу выдвинули на премию
Джона Кэмпбелла. Ее роман 1988 года «В свободном падении» удостоился
премии «Небьюла», а повесть 1989 г ода «Горы скорби» получила сразу
«Небьюлу» и «Хьюго». Лауреатами «Хьюго» также стали «Игра форов»
(1990) и «Барраяр» (1991). Последний также удостоился премии журнала
«Локус» за лучший роман в жанре НФ.
У меня есть дежурный афоризм, что реалистическая,
«мейн-стримовская» литература - самый большой цикл на свете,
объединенный одним местом действия. Поэтому тот факт, что я все время
описываю один и тот же мир, не кажется мне каким-то сковывающим
обстоятельством. Я продолжаю сочинять книги о Майлзе по одной простой
причине – мне еще есть что о нем сказать. «В свободном падении»
фактически относится к тому же самому циклу, поскольку действие
происходит в том же мире, только на 200 лет раньше и без участия уже
знакомых персонажей. Единственный мой роман, который выходит за
пределы «цикла в широчайшем смысле этого слова», – «Кольца Духов».
Еще в период работы над «Учеником воина» меня посещало
предчувствие, что дело пахнет декалогией. Я сознательно выстроила
цикл так, чтобы не повторять типичных для подобной структуры ошибок.
Каждая книга твердо стоит на собственных ногах, являясь законченным,
самодостаточным целым. Получается цепь из самоценных звеньев - тома
можно читать вразброс, в любом порядке. Поэтому я застрахована от
перспективы застрять на книге второй заказного шеститомника, если мне
вдруг осточертеет идея. Дописав очередную книгу, я оставляю за собой
потенциальную возможность навсегда завязать о историями о Майлзе.
Аварийный люк не заперт. По той же самой причине я всегда заключала
контракты на каждую книгу по отдельности. Если уж я сажусь писать
очередной роман о Майлзе, то по собственной воле, а не по контракту.
Все расхожие стереотипы о практике «циклописи» либо просто ко
мне не применимы, либо тут же летят куда-то за мое левое плечо, либо
не соответствуют действительности. Я занимаюсь «циклописью» не для
денег. Если б я хотела разбогатеть, то сочиняла бы
триллеры-бестселлеры - или выучилась бы на брокера, Мной движет
любовь к циклам. Пока я была читателем, подобные книги нравились мне
больше всего. Я читала запоем истории о Шерлоке Холмсе, лорде Питере
Уимси (герой книг Дороти Сэйерс. - Прим. перев.) - многокнижия,
вращающиеся вокруг одного героя, который «живет», развивается,
становится все глубже и глубже, интереснее и интереснее. Майлз - моя
заявка на участие в этом процессе. Я хочу, чтобы, когда я отложу
перо, он стал бы не менее живым, чем Шерлок Холмс. Это уже какой-то
вечный двигатель - ведь у Майлза было больше времени для развития,
чем у остальных моих героев, и он сделался самым реальным. На данный
момент он накопил «массу», которая сама притягивает замыслы и идеи.
Мощь его образа зиждется на т ом простом обстоятельстве, что он -
единственный из моих персонажей, без которого не обходится ни один
эпизод. Некоторые писатели делают своих героев слишком уж простыми,
куда проще, чем реальные люди. В результате эти авторы довольно
быстро «исписываются» и оказываются перед необходимостью изобрести
что-то новенькое. И тогда, вместо того чтобы исследовать изменения на
материале старого героя, они вводят новых персонажей. Я ужасно рада,
что толпы читателей преследуют меня вопросами типа: «А когда Майлз
женится?», «А долго ли ждать до свадьбы Грегора?» - значит, мои герои
стали для них живыми, сошли с книжных страниц. Это и есть жизнь,
этого-то я и добиваюсь. В цикле есть горстка постоянных, «дежурных»
героев, которые действительно являются центральными для
повествования. К тому же они обросли структурой родственных связей.
Но ими дело не ограничивается. Некоторые герой выскакивают из
шкатулки с реквизитом, а после завершения истории тихо укладываются
обратно, других же, напротив, палками не выгонишь. Одна из причин, по
которым я очень рада появлению Марка – Марк может делать, думать,
видеть то, что для Майлзом закрыто. И Корделия, мать Майлза, способна
делать, думать, видеть то, что для Майлза закрыто. Разве можно было
изложить о помощью Майлзом все эти мыс ли о материнстве в «Барраяре»,
которые я поведала через Корделию? В общем, когда у меня есть тема,
для которой Майлз не годится, я без колебаний вызываю к жизни нового
персонажа.
Не тая гордости, замечу, что ни одну тему я не использовала
больше одного раза – кроме случаев, когда приходилось делать «работу
над ошибками». Сразу приходит на память история с «Братьями по
оружию» и «Танцем отражений». Попытавшись рассказать историю Марка в
«Братьях по оружию», я допустила два промаха. Первый – и главный: я
неверно избрала точку зрения. Раз это книга о Марке, ее следовало
писать с точки зрения Марка. Во-вторых, кучка второстепенных
персонажей узурпировала власть над книгой, оттеснив Марка. Зато когда
я села писать «Танец отражений», то стала смотреть на все глазами
Марка, и получилось великолепно.
Хотя обычно в моих историях повествуется о том, что творится в
голове какого-нибудь отдельно взятого героя, это вовсе не
«мелкотемье» – ведь каждый из нас носит в себе целую вселенную. Я
начала писать, опираясь на свой опыт и знания, а дописалась до того,
что оказалась прямо на рабочей плоскости своей собственной жизни.
Чтобы я согласилась корпеть над романом целый год, мне нужно как
следует увлечься его замыслом – иными словами, чтобы этот замысел
как-то отзывался в моей душе. «Танец отражений», например, – помимо
всего прочего, книга эпохи моего развода. Поэтому она стала этаким
трактатом о самосознании – как ты находишь себя, как ты теряешь себя,
а потом вновь с боем возвращаешь себя себе. Прежде всего это роман о
том, как обрести себя в ситуации, когда окружающие «пожирают» твою
жизнь и ты уже не помнишь, кто ты есть, – или, как в случае Марка,
вообще сроду этого не знал. Тогда эта тема была для меня страшно
актуальна – со мной происходили глубокие метаморфозы, застрявшие меня
врасплох. Я прожил а с мужем 21 год, так что перемены были
разительные. По-моему, они наделили книгу мощной душевной энергией.
Мои переживания с пылу с жару попадали в книгу, некогда было их
переварить. После «Танца отражений» я оказалась не готова заниматься
новыми перемена ми, которые претерпел Майлз после такой встряски, –
поэтому следующая книга стала этаким экскурсом в прошлое.
У меня давно зрел шутовской замысел: отправить Майлза с Айвеном
на Цетаганду по случаю похорон государственного деятеля. То есть
забросить парочку незадачливых молодых барраярцев в логово врага, в
застегнутое на все пуговки общество, и посмотреть, сколько же
неприятностей они способны найти на свою голову. Я писала «Цетаганду»
как развлекаловку, но есть в ней кой-какие странные моменты. Это
скорее очерк, чем психологический роман. Характеры Майлза и Айвена не
претерпевают глубинных изменений, но, безусловно, путешествие для
обоих оказалось уроком; а мы вместе с ними знакомимся с весьма
необычным обществом. Это что-то типа комедии нравов, межжанровый
гибрид, родственный Питеру Уимси (обаятельный сирый аристократ, герой
детективных романов Дороти Сэйерс. – Прим. перев.) и Джорджетте Хейер
(писательница, автор множества «легких» исторических романов. – Прим.
перев.). Любители раскладывать все по полочкам ужаснулись бы, но с
Баэном у меня почему-то проходят штучки типа: «Давай соединим
Джорджетту Хейер и мичмана Горацио Хорнблауэра в одной книжке и
поглядим, что выйдет».
Что до Джорджетты Хейер, то я ее давняя поклонница. Во всем
цикле есть немножко от нее, этакая милая моему сердцу атмосфера
высшего света.. В своем первоначальном воплощении (которое было
страниц на сто длиннее опубликованного варианта) «Осколки чести»
гораздо больше походили на дамский роман «а-ля готика» или «а-ля
регентство». Там были почти пародийные моменты, например, сцены, где
героиня покупала себе одежду, – увы, оставшиеся за бортом
окончательной версии. Атмосфера цикла позволяет мне подобные проказы.
Я по нескольку раз читала все «регентские» романы Джорджетты Хейер.
Это истории, от которых не больно. Это вам не книги, на обложки
которых просится гриф «по-прочтении-вскрыть-вены». Есть громогласный
слой литераторов, считающих, что литератур а обязана лечить – читайте
книги, ибо они полезны. Это законно существующий субжанр, и я вовсе
не призываю его запретить, но не вся же беллетристика должна быть
касторкой. Десерт тоже не помешает. Меня не тянет писать книги,
которые объясняют людям, что делать. Я не предлагаю решений
социальных проблем. Если бы Джорджетга Хейер давала общую картину
жизни тогдашнего общества, мы, читатели, погрязли бы в социальных
проблемах 1814 года. Обращая внимание на этот ужасный фон, мы не
могли бы с чистой совестью от даваться бездумной радости прогулок по
модным лавкам.
Я питаю огромное уважение к комедии как к форме искусства. Мне
кажется, она позволяет многое узнать о людских душах - возможно, ее
уроки куда полезнее уроков трагедии. В жанре легкого фэнтези мой
любимый автор - Терри Прэттчет, потому что за его историями всегда
стоит нечто большее. Он - мастер темы. Недавно мне попалась одна
книжка в стиле «легкого фэнтези» - прэтчетто-образная на поверхности,
но не содержащая ничего внутри. Это было жуткое разочарование. Я
подумала: «Имея тех же героев и ту же сюжетную схему, этот тип мог
написать великую книгу. А написал просто книжку». Ему не удалось
сотворить тот накал чувства и мысли, который возможен даже в комедии.
Или прежде всего - в комедии.
Литература - полигон, где мы создаем модели смысла жизни, чтобы
потом приложить их к миру. По-моему, где-то в тексте Корделия в
нескольких слова выражает эту философию. На мой взгляд, Вселенная как
вещь в себе бессмысленна. Это некий равнодушный хаос, который просто
существует вокруг нас и ухом не ведет. Но отсюда не следует, что
смысл жизни - иллюзия. Смысл жизни реален, ибо мы творим его сами,
как творим произведения искусства, создаем язык, строим дома. Смысл
жизни - концепция человеческого мышления. Добро и зло - человеческие
концепции. Это не значит, что добро и зло - иллюзия. Это значит, что
если мы нуждаемся в добре или, может быть, зле, то должны ими сами
себя обеспечить. Реальная жизнь куда беспросветнее и хаотичнее
литературы, в ней редко что складывается гладко. Иногда, правда,
складывается - и тогда нам кажется, что есть правда во Вселенной. Но
это как выигрыш в лотерею. И чем дальше, тем больше я восторгаюсь
людьми, которые пишут «смыслообразующие» книги, помогающие мне
взглянуть на мир новыми глазами.
Что до моих политических взглядов, тут я единомышленница
Корделии - то есть крайне аполитична. Мне кажется, любая политическая
система может работать в случае единодушной поддержки. Но лучше всего
функционируют те, которые меньше всего нуждаются в героизме. И по
тому-то капитализм, основанный на алчности, работает лучше
социализма, которому требуется больше героизма и самопожертвований.
Капитализм работает всегда, а социализм - лишь в тех случаях, когда
люди обладают определенным количеством энергии и расположены к труду.
Возможно, с точки зрения морали социализм выше.
Это великая теория, вот только на практике из нее ничего не
выходит. Монархию тоже можно заставлять работать - если ее будут
держать на своих плечах бескорыстные, готовые к подвигу люди. Вот
почему работает система форов на родине Майлза - потому ч то все
стараются его поддержать. Это откровенно нелепое, освященное
традициями предков, висящее на одном гвозде, неуклюжее общественное
устройство - но оно работает просто потому, что все граждане изо всех
сил его берегут. Если очередное молодое поколение барраярцев
откажется играть в эти игры, система ранет.
Меня не удивил распад СССР - это событие лишь подтвердило мое
давнее убеждение, что государство не более, чем иллюзия. Есть два
вида реальности. Реальная реальность, подвластная законам физики, -
живы вы или умерли, она все равно никуда не денется. А есть еще
множественные, «договорные» реальности - государство, любая сборная
структура типа экономики. Деньги - договорная реальность. Государства
- договорная реальность. Ни одно государство не существует
объективно. Они существуют потому, что люди соглашаются с их
существованием, а если кто не согласен, те его изымают из оборота.
Договорными реальностями правят законы не физики, не психологии.
Эти идеи исподволь проходят через все мои книги. Вероятно, ближе
всего к такому мировоззрению стоит Корделия. Майлз о подобных вещах
толком не задумывался. Но на разных планетах моей вселенной я
представила образчики различных политических систем. На Архипелаге
Джексона вообще нет никакой власти - это крайнее выражение
капитализма в духе «laissez-faire» (фр. «вседозволенность,
невмешательство. - Прим. перев.), на Колонии Бета вообще-то
социализм, и живется там совсем неплохо, если смириться с
бесчисленными правилами. На Барраяре - пресловутая висящая на одном
гвозде аристократическая система власти. И каждое из этих государств
функционирует, с разной степенью успешности, согласно нуждам моего
сюжета. Я не даю им этических оценок, хотя Архипелаг Джексона, на мой
взгляд, получился местом весьма неприглядным - по собственной воле
там никто жить не захочет - разве что тот, кто очень силен и умеет
постоять за себя. Цетаганда тоже оставляет желать лучшего. Это
двухэтажная аристократическая система, которая делает упор на
генноинженерию - и потому цетагандийцы в далеком будущем обещают
сделаться окончательно непохожими на людей. Это место, где договорная
реальность начинает влиять на реальность реальную, ибо аут-лорды,
центральная раса, сами себя перекраивают.
Договорная реальность действительно влияет на реальную. Мы
принимаем решение о прокладке автострад: автострады - штука реальная.
Модель поведения, которая склоняет всех к дружной работе по
сооружению автострад, - это и есть договорная реальность. Договорные
реальности обладают великой силой, только не приносите им в жертву
своих первенцев.
В «Цетаганде» яснее, чем в прочих книгах цикла, чувствуется, что
мир меняется, и Майлз перед этими переменами бессилен. Эти изменения
начались, конечно, не вчера, но, поскольку я сосредоточена на
отдельном отрезке времени - жизни самого Майлза, мы видим лишь
маленький фрагмент этих перемен. Еще на ранней стадии работы над
циклом я установила себе несколько постулатов относительно мира
Майлза. Прежде всего инопланетян в нем не будет. Это мир генной
инженерии и биоинженерии. То, что мы видим во времен а Майлза, до его
времени и после, это взрывообразный распад человечества на разные
биологические виды, так что спустя 16 тысяч лет после этой эпохи мы
сами перейдем в разряд инопланетян. Будет великое множество рас и
племен, все восходящие к землянам - но донельзя непохожие. Вероятно,
это не новая идея для фантастики - ее уже использовали до меня. Но
пока моя воля, в мире Майлза не будет Первого Контакта - во всяком
случае, при жизни Майлза и еще многие века после.
Как оказалось, придуманная мной система
пространственно-временных туннелей чревата любопытными последствиями
(политическими и прочими). Она означает, что все держат друг друга за
горло, поэтому без какого-никакого межпланетного сотрудничества не
возможна ни торговля, ни вообще жизнь как таковая. Это несет в себе
интересные тактические последствия. Я навязала моей вселенной
насильственное состояние дружбы и взаимопомощи!
Когда «Цетаганда» была закончена и отправлена в печать, я
устроила себе несколько месяцев отпуска. Но к концу 1994-го мне стало
ясно, что за книгу я буду писать. Ее рабочее название «Память»,
сокращение от «Как у Саймона Иллиана заело чипы памяти». Вообще-то
рабочих названий у этой книги просто невообразимое количество:
«Майлзу стукнуло тридцать», «Майлзов «кризис середины жизни» и так
далее, под каждую сюжетную линию,
Эта книга - майлзовское продолжение «Танца отражений», который
был посвящен Марку. Майлз пережил нечто экстраординарное, что должно
было, на мой взгляд, потрясти его до глубины души - например, его
убили! В начале «Памяти» мы узнаем, что хотя благодаря врачам его
физическое здоровье крепче, чем когда-либо, конвульсии у него так и
не прошли. Так что теперь у него появилась новая проблема со
здоровьем, причем более тонкая, действительно чреватая «белым
билетом».
У меня есть метод создания сюжетов, ориентированных на
персонажа: ты смотришь на своего героя и размышляешь: «Какую
самую-самую чрезвычайную гадость я могу ему сделать?» Ужасно
плодотворный метод, как выяснилось. Ему я обязана «Горами скорби».
Что самое страшное может произойти с Майлзом? Ну, например, лишиться
своей второй ипостаси, роли адмирала Нейсмита. Как он будет
выкарабкиваться? Практика показала, что писать такие вещи очень
весело. Садистское, конечно, наслаждение...
Мои дорогие фэны умоляют меня продолжать цикл, но тут можно
просить лишь о том, что тебе уже известно, - нельзя же заказать то,
незнамо что. А в глубине души они желают одного - сюрпризов. Им нужны
книги, о которых они даже и не думали - до определенного предела,
конечно. Но этого они просить не в силах. Для этого у них слов не
хватает. Я очень четко осознаю, что они хотят получить одновременно
нечто знакомое и нечто неожиданное - в рамках одной книги, если сие
возможно.
Что дальше? Дабы узнать, как и куда будет расти мир моих книг, я
должна сначала сама немного подрасти. Этот мир глубоко уходит корнями
в мою душу, и теперь, с высоты опыта, я гораздо яснее вижу, где
именно мои переживания вливаются в мои книги. «Пиши о том, что
знаешь» - это тавтология. Выбора нет - ты обречен писать о том, что
знаешь, а чтобы написать что-то новое, нужно сначала узнать
что-нибудь новое или еще как-нибудь подрасти. И дело, похоже,
спорится. Я сознаю механизм своей работы, и это мне не мешает - все
равно как танцевать, зажмурив один глаз. Я еще не дошла до конца.
Продолжение следует.
Вернуться на главную страницу
Сайт создан в системе
uCoz